Накуролесил я в юности много
Амир Каракулов – «птенец гнезда Сергея Соловьева», то есть один из талантливых представителей «новой волны» в казахском кино. Когда мэтр набирал казахский курс, внук двух именитых дедов – знаменитого эпидемиолога, академика Ишимбая Каракулова и народного писателя Абдильды Тажибаева – 19-летний Амир Каракулов был студентом II курса журфака КазГу. В кино он пришел благодаря отцу, искусствоведу Болату Каракулову.
- «Соловьев курс набирает, рискни», - посоветовал он мне, - рассказывает Амир историю своего поступления во ВГИК.
- Я попробовал и, как ни странно, у меня получилось. Правда, полноценным студентом стал не сразу, какое-то время был вольнослушателем.
Мне кажется, что годы учебы в Москве были самым лучшим временем в моей жизни. Хотя (тут скрывать нечего) накуролесил я тогда много. У меня были бесконечные истории, связанные с милицией. То подерусь с кем-нибудь, то еще что-нибудь. Оттуда и меня, и моего приятеля Аркашу (сына Владимира Высоцкого) вытаскивал Бодров-старший. Он нас учил азам сценарного дела и одновременно учился снимать свои картины у Сергея Александровича. Так вот, Сергей Бодров, помню, приезжал забирать нас из милиции на зеленом «Москвиче». Так было несколько раз. Потом Соловьев сказал: «Я все, конечно, понимаю, мы все были молоды, но это уже становится смешно». И Мастер при всех пообещал: «Еще раз попадешь в милицию – выгоню». Через две недели я снова был там. И Соловьем с чистым сердцем отчислил меня с курса.
«Амира Каракулова я выгнал почти перед выпуском, на четвертом курсе. Выгнал за молодую пьяную дурость… Но на дорогу я ему сказал: «Поступить иначе я не могу, а то все всё бросят, тоже начнут пить… Но учти: ты уже готовый, хороший режиссер. Нормально, спокойно работай. Может быть, я даже сэкономил тебе два года».
«Каракулов вообще был на курсе самым юным и самым способным. Он первым почувствовал, к какого рода режиссуре я хочу их подвигнуть».
«Несколько лет назад в Венеции я имел удовольствие поздравить его с получением одного из главных призов за замечательную картину «Разлучница», одно из самых совершенных кинематографических произведений из виденных мной за последнее время. Недавно я был в Казахстане, Амир вернулся из Токио, получив главный приз за свою новую работу. Меня он благодарил. И даже не столько за ученье, сколько за то, что я его выгнал. «Я сразу пришел в себя. Сразу почувствовал страшную ответственность – пошел рабочим на студию, бросил пить, стал много писать…» (Фрагмент из литературного эссе Сергея Соловьева «Азия»).
- Когда я вернулся, наши ребята (я имею в виду курс Соловьева), как раз снимали кино на «Казахфильме». Я попросился к ним простым рабочим. Моим напарником был замечательный художник Рустам Хайфин. Мы с ним витали в облаках, когда рассуждали, например, о творчестве Леонардо Да Винчи, - словом, были самыми никчемными работниками в мире. Но в целом работа в этом качестве была серьезной встряской. Почувствовав себя, наконец, взрослым, понял, что неправильно живу. За это я потом много раз говорил спасибо Соловьеву. Он мне потом предлагал вернуться во ВГИК, тебе, дескать, нуден диплом. Я, конечно, поблагодарил его, но мне было некогда – вовсю уже снимал свое кино.
Соловьев – вообще, очень хороший учитель. Если кто и повлиял на мою жизнь, так это, кроме мамы с папой и дедушки с бабушкой, еще Сергей Александрович. Всем, кто хочет пойти в режиссуру, я бы посоветовал в первую очередь найти наставника, потому что это сложная профессия. Причем, не того, кто сделал хорошие фильмы, а в первую очередь, я считаю, надо узнать имя того, кто обучил его самого. Ведь Соловьев чей ученик? Михаила Ромма. Автор «Обыкновенного фашизма» вообще обучил огромное количество режиссеров. Учителем Шукшина и Тарковского тоже был он. За съемочный день режиссер принимает тысячу решений, и если одно из них будет неправильным, то фильм может не получиться. А что касается режиссерского таланта – так это дело, на мой взгляд, непонятное никому. Иногда бывает, что человек просто смотрит на актера – и тот хорошо играет. А другой бьет по голове, а актер ничего из себя выдавить не может. Почему так происходит – я не понял до сих пор.
- Соловьев, говоря о том, что талантливые казахские режиссеры уезжают за границу, с болью вопрошает сегодня: «Чему они там могут научиться?»
- А я считаю это абсолютно нормальным. Дело в том, что у нас разные ситуации. Мы живем в Казахстане, Соловьев – в России, которую по праву можно считать великой кинематографической державой. Если бы мы жили там, рядом с наставником, то вряд ли кто уехал, потому что там большой кинематографический рынок. А у нас население всего 15 миллионов. На каком-то этапе казахским режиссерам становится тесно на Родине. Если бы Тимур Бекмамбетов не захотел себя попробовать в России, он бы сейчас не снимал в Америке. А Рашид Нугманов уехал в свое время из страны не столько из-за кино, а сколько по личным обстоятельствам – он полюбил француженку.
- Можно узнать историю картины «Жылама», которая потрясла зрителя не только своим соответствием жизненным реалиям, но и тем, что главную роль там сыграла оперная певица Майра Мухамедкызы?
- Когда мы в начале 2000-х работали над этой картиной, в стране все было плохо. Электричество в оном из аулов Алматинской области, где шли съемки, отсутствовало, и нам приходилось восстанавливать провода самим, с отоплением и водой тоже были проблемы. Я как на другую планету попал. Но что удивительно, люди, несмотря ни на что, собирались вечерами, чтобы вместе спеть, пошутить и посмеяться. Майра тогда готовила новогодний концерт и вечерами где-то за печкой (боялась застудить горло), где спала, репетировала. Ее голос рвался из открытого окна и заполнял собой весь крохотный аул. Люди выходили потихоньку из своих домов и, не обращая внимания на мороз, с просветленными лицами слушали ее.
Кадр из фильма «Жылама»
В «Жыламе» мне с ней было легко работать – она оказалась пластичной, гибкой и очень глубокой актрисой, но я до сих пор не знаю, как Майра попала в картину. Вообще, мы хотели снять другой фильм – про казахского акына. Когда Майра пришла на пробы (я тогда даже не знал, что это она), то отказ не смутил ее – она просто предложила спеть. Взяла домбру – и я впечатался в стенку, а вся группа разлетелась по углам! Сомнения отлетели прочь. «Вы будете играть главную героиню», -твердо пообещал я ей. «Но вы же хотели снимать фильм про мужчину», - лукаво произнесла она. «А я передумал». Дело в том, что идея будущего фильма, на съемки которого деньги выделил Фонд Сороса, была открытой, то есть без сценария. Я не знал, что буду делать на съемочной площадке на следующий день, все шло экспромтом. Фильм, наверное, потому и получился таким достоверным и искренним (это признают все), что герои говорили не те слова, о которых просил их я, а те, что шли от сердца. И вот первая сцена – они пьют чай, вторая сцена – мелют зерно… Потом, оказалось, что девочка, в семье которой жила певица-оралманка, тяжело больна, и героиня Майры поет арию Чио-Чио-сан умирающей малышке.
Майра вообще, удивительная женщина. Однажды мы с ней в пургу тронулись в путь и чуть не погибли. Чувствуя, что уже почти засыпаю, я попросил ее отвлекать меня пением. Ее голос заполнил тесный салон машины, я заслушался и на открытом повороте едва вписался в него.
- Потом вы сняли «Виртуальную любовь», первую свою зрительскую картину. Какое кино снимать легче – это или авторское?
- Кино, которое должно понравиться не только мне, но и другим, снимать, оказывается в 10 раз труднее, потому что все время нужно ориентироваться на зрителя. Тем более, что существует шикарное, любимое народом, советское кино, есть очень хорошее американское. То есть сразу возникает невольная конкуренция. Это вообще невероятно сложная задача – снять кино, которое захватывает. На него уходит гораздо больше времени, чем на «умное», авторское кино. Например, «Белое солнце пустыни» снималось три года. Со своей «Виртуальной любовью» я тоже повозился, у меня только на монтаж ушло больше года, но я доволен результатом. Еще очень хочется снять телесериал о казахской семье, которая во время революции ушла в Китай, потом она попала в Индонезию, затем – в Австралию, дальше – в Англию, Германию, Канаду. При этом они не только сохранили свой язык в первозданной чистоте – они сохранили образ жизни, присущий кочевникам: эти казахи перемещались с одного края земли на другой со стадом овец. Совершив великую Одиссею по всему миру, потомки тех, кто когда-то уехал, вернулись уже в наши дни домой, в Казахстан. Мечтаю рассказать об этом киноязыком, но на это надо много денежек. И все же, почему бы не сделать такой телесериал, который будут смотреть, я уверен, во всем мире?
Интервью: Галия Шимырбаева
«Территория кино», №3, 2014
Нет комментариев, оставьте первый
, чтобы оставить комментарий