Сергей Азимов: «Мы потеряли несколько поколений зрителей»
На сегодняшний момент в нашем кинематографе происходят немаловажные процессы, которые требует своего осмысления и рефлексии. Появляются новые имена в режиссуре, некоторые тенденции укрепляют свои позиции, некоторые вовсе исчезают с системы координат под названием «Казахстанское кино». Об этом и не только мы поговорили с известным кинорежиссёром, продюсером, заслуженным деятелем Казахстана Сергеем Азимовым.
– Сергей Жумабаевич, вы работали директором киностудии «Казахфильм». В связи с этим такой вопрос: многие сейчас говорят, что в дальнейшем киностудия «Казахфильм» будет терять своё влияние, и все больше будут развиваться частные студии. Что вы думаете по этому поводу?
– Я бы вопрос поставил иначе. Независимо от того, работал ли я руководителем киноотрасли или не работал. Хотя у меня был опыт руководства и в другой структуре, которая называлась «Телерадиокомплекс Республики Казахстан», но это никак не связано. Есть закономерные процессы, которые происходят в той или иной области человеческой деятельности. Наш кинематограф тоже развивается по каким-то законам, перенимая опыт развития кинематографа стран с рыночной экономикой. Я не экономист, но если мы вступили на путь рыночной экономики, естественно, частное предпринимательство или негосударственное развитие экономики искусства, науки, культуры будет, так или иначе, происходить.
Вопрос в другом – насколько грамотно, с учётом специфики любой отрасли – экономики или культуры – разработаны правила, которые позволяют вписаться в эту рыночную систему. Здесь нужно учитывать много факторов. В том числе специфику страны. Кинематограф производит продукцию, которая называется «кинофильмом». И, естественно, это – товар. Как бы ни хотелось это называть художественным произведением, но это – товар, который нужно продать. И даже если это очень хороший товар, в рыночной экономике нужна реклама этого товара. Как принято сейчас говорить – менеджмент.
– Продвижение…
– Да, продвижение. Нужна система торговой сети, где бы этот товар продавался. Если я вам сейчас это скажу, то не открою никакой Америки. Мы производим товар. У нас есть сети: торговые и маркетинговые, и реклама в том числе. Но как эти сети работают? Если я скажу, что с продвижением нашего отечественного товара дело обстоит плохо, значит, я ничего не скажу. Ситуация катастрофическая. И это не потому, что мы производим плохой, некачественный товар. Просто мы сегодня свой рынок, прокат, дистрибуцию отдали полностью на откуп огромному конгломерату под названием «Иностранное кино». У нас смотрят всё: американское, европейское, азиатское и даже узбекское кино. Плохое или хорошее. Но только не казахское кино. Казахское кино сегодня занимает примерно 5%. Например, Франция производит в год 100 фильмов для кинотеатров и кинопоказов, в стране проживает порядка 70–75 миллионов человек. У нас – 17 миллионов. Двадцать процентов от ста – это двадцать фильмов. Мы должны производить двадцать фильмов. Если брать производство фильмов на «Казахфильме» и в частных студиях, то получается порядка пятнадцати фильмов. Вроде бы количественная ситуация неплохая. Но с момента начала развала той большой страны, которая называлась Советский Союз, система проката и дистрибуции, что бы мы ни говорили, начала разрушаться.
С позиции сегодняшнего дня среднестатистический советский фильм имел больше копий, чем нынешние картины. Там было три категории: первая, вторая, третья. При третьей категории было примерно 30 копии. Это считалось кино, которое в силу разных причин (в том числе идеологических, художественных, цензурных) не выпускалось или выпускалось через какое-то время. Так называемые «полочные» картины. Это выдающиеся картины – «Андрей Рублев» Тарковского, фильмы Алексея Германа, «Комиссар» Александра Аскольдова.
Сейчас мало кто об этом знает, но среди «полочных» картин были и казахские. Например, такая картина, как «Тревожное утро» Абдуллы Карсакбаева, она тоже в силу идеологических соображений была выпущена на экран лет примерно через десять после того, как она была отснята. Мое личное мнение, выйди эта картина в свое время, она стала бы произведением, которое способствовало бы росту и подъёму национального кинематографа не только в плане поиска киноязыка, художественных выразительных средств, но и в плане осмысления истории, места нашего народа в самый сложный период, который сегодня более-менее нашёл объективную оценку, период становления советской власти, жесткой классовой борьбы, когда десятки, сотни тысяч казахов вынуждены были покинуть свою родную землю. Эта картина была новым, ярким, смелым словом в казахском кино. Потому что большинство картин 60-х, 70-х, 80-х были национальными по форме и социалистическими по содержанию. Там было выхолощено самое главное – правда жизни, истории, характеров. Все подгонялось под штампы и стандарты.
Я снял, например, документальную картину «Интервал» картину в начале 80-х. Мы прошли с чабанами от джайляу до мясокомбината, точнее – от джайляу Коянгоз, что в бывшей Талдыкорганской области, на границе с Китаем, до города Уштобе. И мы сняли этот почти двухнедельный переезд, а потом неделю стояли возле мясокомбината. И это ведь не один день и не два. Мы сделали фильм не о баранах, а о профессии, образующей нацию, о представителях исконного занятия казахского народа – о чабанах, скотоводах. Об отношении системы к конечному результату их труда. Мы сняли голую правду о том, как овцы от голода объедали шерсть друг у друга. То, как нам это удалось снять, – чудо. Картину посмотрели. И положили на полку. Хотя Брежнев был еще жив, тогда мало кто мог сказать и предвидеть, что эта страна развалится. Система уже давала сбой. Идеологический и цензурный пресс был несравним с 70-ми, 60-ми, тем более 30-ми и 40-ми годами. Никто не мог сказать, что мы что-то показали не так, как это есть на самом деле. Никто не мог обвинить нас в очернительстве. Мы не делали картину о цифрах и килограммах. Мы делали картину об отношении к человеку. Тогда же все говорили с трибун о чабанах, хотя истинное отношение было иным.
И если говорить о прокате, такого рода картины потом выходили. И 30 копий считалось очень мало. Эти картины не становились достоянием народа. Происходил обратный эффект. Например, на «Андрея Рублева» невозможно было достать билет. И на «Зеркало», и на «Проверку на дорогах». У людей в любой системе всегда есть мощная тяга понять, как же все обстоит на самом деле. Жажда иметь собственное мнение. И, так или иначе, есть очень непростые взаимоотношения художника и власти. В советское время государство, конечно, выделяло художнику деньги, однако оно считало, что художник должен выполнять директивы. Но есть жизнь. Если бы Михаил Александрович Шолохов написал бы «Тихий Дон» по тем директивам, он бы не создал это великое произведение. Вы читали «Тихий Дон»?
– Да.
– Это очень приятно, что вы читали. Сейчас многие не знают это великое произведение. В продолжение нашей темы вторая категория – это несколько сотен копий, а первая – это полторы, две, три тысячи. Вы можете себе представить влияние кинематографа на умы и чувства людей?! Была мощная система проката. Правда, у нас были фильмы и иностранного производства, они тоже проходили очень жесткую цензуру. Покупались те фильмы, в которых содержался элемент критики буржуазного строя, системы западных ценностей. Но покупались и замечательные картины, несмотря на то, что их было количественно мало.
Советский кинематограф сегодня в своих лучших образцах – искусство. Казахский кинематограф был не менее интересным. Но он был очень сильно зависим идеологически, потому что Казахстан был неким полигоном. Не только полигоном ядерных испытаний, но и всевозможных наработок системы, которая называлась «СССР»: целина, переселение народов. И в том числе был очень жёсткий контроль всего того, что касается литературы, искусства. Но больше других жанров искусства под этим жесточайшим, мощным прессом находился казахский кинематограф. И потом, картин, которые взывали бы и давали бы зрителю с экрана пищу для размышлений о сложных исторических коллизиях становления нашего народа, не было. Так же как и не было фильмов про великие потрясения, такие как голод, например. А процесс присоединения Казахстана к России рассматривался как свободное волеизъявление народа. Об этом очень долго можно говорить, но практически не было картин, которые в думающих, совестливых зрителях рождали бы рост национального самосознания и осмысление сложной судьбы народа.
Сегодня ситуация, когда мы производим картины, которые, несомненно, обладают рядом важных достоинств и преимуществ – и тематически, и профессионально, и художественно. Если говорить о том, знает ли наш отечественный зритель наше кино, то он знает. Но процент очень маленький. И в основном это зрители, проживающие в двух городах: Алматы и Астане. До остальных же городов, даже такого большого города, как Шымкент, наши фильмы почти не доходят. Даже такие картины, о которых пишет пресса, которые стали достоянием общественного влияния по причине участия их в международных кинофестивалях. Но если провести опрос, то вам назовут такие фильмы, как «Ангел в тюбетейке», «Кыз-Жибек», «Конец атамана». Фильмы, снятые сорок лет назад. В период независимости или в период перестройки (с 1985 по 1991 год) было снято много картин. Среди них немало замечательных. Но, по- настоящему, они не стали достоянием зрителей.
– С чем это связано, как Вы считаете?
– Система проката разрушена. Системы, называющейся киноиндустрией, нет. Киноиндустрия Казахстана – это организм, у которого нет руки или ноги, как минимум. У нас есть кинотеатры. Но кому они принадлежат? Есть сеть кинотеатров Kinopark, StarCinema, Chaplin, есть киноцентр «Арман». Их репертуар спланирован на год-полтора вперёд. В планах стоят премьеры мощных американских блокбастеров Голливуда и других стран, которые еще не сняты, но уже «в проекте». Мы отдали на откуп всю систему нашего проката. К нам в основном приходят мировые премьеры, которые тоже расписаны. По городам, по кинотеатрам, и в этом репертуарном плане национальному кино отводится 3–4%. Это ненормально. Знаете, как эти сети работают? Они – посредники, у которых заключён договор с дистрибьюторскими компаниями и с компаниями, которые находятся в Москве. Естественно, это некое общее место, в котором учитываются интересы разных структур. Такое положение дел устраивает этот синдикат, потому что зрители шли и будут идти. Они смотрели и будут смотреть. И кинематограф приносит немалую прибыль.
В целом сегодня, несмотря ни на какие кризисные ситуации, посещаемость кинотеатров увеличивается. И этот «пирог» становится больше. Но положение дел с национальным кинематографом, с его прокатом и дистрибуцией каким было, таким и остаётся. Как только кинематографисты начинают говорить об этом, тут же появляются статьи о том, что казахский кинематограф – не зрительский, что он не интересен, не соответствует современным технологиям, где огромное количество спецэффектов и компьютерной графики. Я хочу сказать, что зрителя хорошего кино уже нет. Он «умер». Зрителя – подготовленного, умеющего воспринять серьёзное, умное, мощное искусство – уже нет. Мы его похоронили. Так же, как и серьёзную, хорошую литературу.
– Как говорил Феллини: «Мой зритель умер»...
– Совершенно верно. Что сейчас делается, чтобы вернуть зрителя? Ничего не делается. Ничего.
– В чем причина этой деградации общества?
– Я думаю, что сейчас не готов ответить на этот вопрос. Причин много, они на поверхности. Могу озвучить своё предположение. Как ни грустно, мне кажется, что многих это устраивает. Вот мы говорим: нужно бороться с коррупцией. Считаю, что бороться с коррупцией надо в сознании человека. Что такое патриотизм? Это не лозунги и не махание флажками. Патриот – это тот человек, который не будет воровать у своего народа, у своей страны. Это человек думающий, совестливый. Человек, который имеет личное мнение. Когда выходят комедии пародийного характера, я не против. Но я за то, чтобы было все-таки бережное отношение к обычаям и традициям, к той сложившейся духовной и культурной ментальности народа. Чтобы было бережное отношение, а не оголтелость, которая сегодня становится, к сожалению, нормой. Я сейчас не буду называть конкретные фильмы. У меня, как у человека с другой культурной и духовной системой, это вызывает неприятие. В общем, нам нужно восстанавливать систему проката. И это нужно делать разумно. Не революционно, а эволюционно.
– Постепенно...
– Да. Надо понимать то, что закона о кино никогда не будет. Я в этом уверен. Потому что никто под закон о кино не будет менять те законы, которые существуют в этом государстве. Прежде всего, по налоговому законодательству. И поэтому нужно и необходимо принять постановление о подъёме киноотрасли. И в постановлении, пусть на время, должны быть установлены какие-то приоритеты, которые бы помогли развитию отрасли. В том числе и по части проката. Очень много кинематографистов, особенно из Европы и в том числе из Америки, хотели бы снимать на территории Казахстана. К примеру, наша компания оказывала услуги и обеспечивала логистику нескольким съёмочным группам, которые сюда приезжали. Это и бельгийцы, и поляки. И эти картины получали призы на международных кинофестивалях, фильмы стали явлениями. Например, приезжает съёмочная группа, бюджет которой 2 миллиона долларов. Все расписано. И эта группа тратит свои деньги в данной стране. 2 миллиона инвестиций в нашу страну. Акимат потом возвращает 30–40%, и это нормально. Я могу назвать десятки проблем, которые требуют безотлагательного решения. Многие европейские страны уже приняли такие законы.
– Вы много лет преподаёте в Академии искусств им. Жургенова, и ваша группа в следующем году выпускается. Расскажите немного о студентах, которые поступают и в дальнейшем учатся в академии.
– Я имею немалый опыт преподавания, и этот опыт не всегда позитивный. Первый свой курс я набирал в 90-х годах. Это была первая мастерская кинодокументалистов. Не все из них работают в кино, но несколько человек состоялись как профессионалы. Это Гука Омарова, Асет Ерназаров. То поколение, мне кажется, было более подготовлено в плане знания литературы, искусства, общего образовательного уровня. Они были и более зрелыми граждански. С большим жизненным опытом. Я вообще считаю, что в режиссуру надо приходить, имея определённый опыт. Правда, есть и исключения. Есть одарённые ребята. Но за последние десять лет я не испытываю большого оптимизма, глядя на будущее поколение. Это вопрос скорее не ко мне, это вопрос ко времени. К нашей системе высшего и среднего образования. Вопрос к школе и институтам. Все те пороки, которые есть в нашем обществе, они наиболее уродливо и очень сильно проявляются в системе высшего образования. Перед вами человек, который верен идеалам. Я не могу в каких-то вещах предать самого себя. Можно помочь не очень образованному человеку, но который искренне стремится состояться в профессии, научиться большему.
В наше советское время была система направлений. Каждой республике выделялись гарантированные места. Казахстан имел тогда сценарную мастерскую, где шла подготовка будущих кинематографистов, тех, кто хотел поступать во ВГИК. И, в общем-то, эта система подходила ответственно к отбору студентов. Я же не поступал через сценарную мастерскую, потому что работал на студии «Казахтелефильм». У меня не было направления. На общих правах я приехал в Москву в командировку. Мне нужно было в архивах поискать кое-какие хроникальные материалы. Я оказался на студии им. Горького, и случайно зашёл во ВГИК. Я тогда заочно учился на журфаке, кое-что писал. И мне документальное кино было необычайно интересно, я поступал на общих основаниях. Там были ребята, которые гораздо лучше знали о кино, и о документальном в том числе, чем я. Но сейчас я понимаю, что у мастеров, которые отбирали нас, был только один подход – выбрать наиболее интересных учеников. Как мне кажется, там еще был некий момент божьей справедливости. А сегодня в высшем образовании коррумпированность, и это отдельная тема. Это преступно в любой профессии, но особенно преступно это в медицине, например. Я с этим недавно столкнулся. Моей младшей дочери стало плохо. Мы вызвали «скорую помощь». Приехала первая бригада, и я видел, насколько они не квалифицированы, насколько они не в состоянии оказать эту скорую, быструю, медицинскую помощь. Хорошо, что они вызвали вторую группу. И приехали более опытные врачи и оказали помощь. Но не менее вредно это и в нашей профессии. Причем, когда человек не обладает художественным даром, когда у него нет знаний, он не владеет ремеслом, и он будет делать то кино, которое никак не будет взывать к душевному переживанию. А будет развлекать на примитивном уровне.
– А молодые студенты вообще хотят снимать документальное кино? Ведь многие хотят снимать игровые фильмы.
– Сейчас отношение к кино утилитарное. Я сталкивался с этим: поступающий говорит, что хочет снимать игровое кино. Я у него спрашиваю: ты читал Абая, Мухтара Ауэзова? А он говорит: мне не нужен Ауэзов, я хочу снимать кино. Вот отношение. Но их все равно нужно учить. Мы пять лет назад создали мастерскую высших курсов, набирали ребят с высшим образованием, людей уже с определённым творческим, жизненным багажом, со знаниями и с огромным желанием и пониманием, «что я хочу». Мы приглашали известных кинематографистов: Квирикадзе, Эшпая, Гинзбурга, Фенченко. И мы выпустили эти 20–25 человек. Среди них обязательно будут 4–5 серьёзных, глубоких художников. А все остальные создают так называемую киносреду.
Вы знаете, что способствует возрождению национального кинематографа? Прежде всего, умный зритель, который жаждет хорошего, серьёзного кино. Если бы интеллектуальный и художественный уровни не были бы столь высоки в Советском Союзе, не было бы таких явлений, как Параджанов, как тот же «Андрей Рублев». Если бы не было среды, то и не было бы большой литературы. И в этом смысле наше положение не очень позитивное. Грустно, когда хорошее кино, кроме зевоты, ничего не вызывает. Грустно, когда вместо сопереживания в кинозале идёт гогот. Мы потеряли несколько поколений зрителей. И поэтому этот проект, который мы создали вместе с бывшим ректором КазНАИ Арыстанбеком Мухамедиулы, сработал. Но в этом году мы не набрали никого.
– Почему?
– Потому что не были выделены гранты. Это можно было бы забыть, если бы не десятки людей, которые звонят мне и спрашивают: а вы не будете набирать в этом году? Люди, которые хотят учиться кино. К кино, как ни странно, сегодня очень большой интерес. Казалось бы, казахского не видно, но оно существует и, кроме того, развивается. Сейчас очень странная ситуация. Вот, например, независимое кино, несмотря ни на что, будет развиваться. Сейчас ребята пытаются делать «Партизанское кино».
– По поводу «Партизанского кино». Как вы к нему относитесь?
– Я отношусь нормально. Я сам сейчас нахожусь в полупартизанском состоянии, и среди них много моих ребят. Очень важно, чтобы у этих «партизан» была связь с «Большой землёй». Если не будет связи с национальным кинематографом и если не будет попытки диалога, то они превратятся в «лесных братьев». И «Большая земля» тоже должна идти с ними на контакт. Нужен диалог, чтобы выяснить, «партизаны» они или «бандиты».
– Насчёт киносреды. Вы являетесь директором кинофестиваля «Бастау», который тоже создаёт среду для молодых кинематографистов. В этом году был пятилетний юбилей фестиваля. Каковы, по вашему мнению, главные его достижения?
– Самое главное достижение – пятый фестиваль состоялся. Все шло к тому, что мы не сможем провести этот фестиваль по причине кризиса. Денег по сравнению с предыдущим кинофестивалем было выделено на тридцать с лишним процентов меньше. Учитывая девальвацию, всего нам было выделено примерно сорок процентов прежнего бюджета, но мы его провели. И это доказывает востребованность и нужность этого фестиваля. Ни география, ни количество, ни качество не пострадали от этого.
– В этом году со всего Казахстана на конкурс «Бастау» было принято 17 работ. Не мало ли это?
– Вы знаете, была «определённая ситуация», когда предложили не проводить международный конкурс, а провести казахстанский, локальный. Но, вы знаете, только в конкуренции, только в соревновании с лучшими рождаются и оцениваются самые талантливые. Даже если казахская картина не получает Гран-при, это должно рождать чувство соревновательного азарта и такие мысли, как «я все равно достигну, я все ровно добьюсь». Конкуренция должна быть сильной. Мы подумаем и, может быть, на следующем фестивале проведём два конкурса: международный и наш. Всё познаётся в сравнении. Самое главное то, что мы видим на экране и насколько это интересно и художественно выразительно.
– Сергей Жумабаевич, что вы думаете о состоянии документального кино в Казахстане?
– Я сейчас готовлю концепцию передачи о документальном кино. Потому что большая часть моей жизни прошла в нем. Феномен советского, и в том числе казахстанского, документального кино требует сейчас своего осмысления. Но, к сожалению, сегодня кинодокументалистика не занимает подобающее место в сфере влияния на общество. Наши телеканалы проявляют преступное безразличие даже к тем документальным фильмам, которые производятся у нас. Сегодня у нас нет серьёзной, осмысленной работы в сфере документального кино. Есть «Телерадиокомплекс Республики Казахстан», который делает все то, что связано с той политикой, которую проводит Президент и властные структуры. Это тоже необходимо, но это официозное кино. Такое кино тоже нужно делать профессионально, четко и аргументированно. Но есть документальное кино про нашу с вами жизнь. Завтра только по документальному кино наши потомки будут судить о нас. Раньше, в КазССР, в год создавалось примерно сто документальных фильмов. Процентов 80 из них было «доской почета». Но остальные двадцать процентов были настоящими произведениями искусства. Такое кино было, и его показывали.
Сегодня же те хорошие фильмы, которые есть, телеканалы не показывают. Посмотрите, как хорошо работают российские телеканалы, те же «Культура», «24 doc». Они показывают хорошее, умное документальное кино. У нас этого нет. И это работает против тех реформ, которое пытается проводить правительство. Я сделал картину про человека, которого сейчас нет, про человека, который всю свою жизнь отдал на то, чтобы в этой стране жилось лучше. Он создал колхоз, в отдельно взятом уголке страны – коммунизм. Я отдаю эту картину телеканалам бесплатно. Они смотрят и говорят: «Очень хорошая картина, но вы должны убрать кадры, где вы показываете птицефабрику, потому что это реклама». Но как я могу это убрать? Это достижения того человека. Абсурд! Раньше была цензура, и ее можно было не принять, но хотя бы понять. А сейчас что за претензии?! И на этот абсурд нет даже желания каким-то образом реагировать.
– Кино должно затрагивать сиюминутные темы или думать о вечности?
– (пауза.) Наша жизнь так коротка, что… Вы задали вопрос, а я вспомнил следующее. Помните у Пушкина «Я помню чудное мгновенье»? А, дискутируя с ним, не менее интересный поэт Иосиф Бродский написал парафраз: «О, мгновенье, остановись. Ты не столько прекрасно, сколь неповторимо». Вот если тебе удалось запечатлеть это мгновение, то это становится вечным. Великое произведение – это когда ты смотришь на него, а у тебя всплывают мысли, не связанные с этим произведением. Если мы о вечных вещах будем говорить сухо и неинтересно, банально или скучно, дидактически назидательно, это будет вызывать у нас, как минимум, неприятие. Все зависит от взгляда художника. От его дарования, его неравнодушной души. Кто-то в луже видит грязь, а кто-то звезды и мироздание.
– Каковы ваши планы на будущее?
– Я хочу вам ответить, что планов много. Ситуация непростая. Потому что кино как никакой жанр искусства связан с финансированием. Мне один очень большой писатель сказал: «Я не озвучиваю своих рассказов, если я его расскажу, то я его уже не напишу». Я рассказываю только то, что уже решено, когда уже есть определённость. Задача любого художника этот рассказ реализовать. И суметь убедить людей, что твой проект крайне важный. Это приходит с опытом. Мои самые главные творческие планы – чтобы хватило сил и энергии. Чтобы быть хорошим режиссёром и успешным кинематографистом, нужно здоровье.
– Сергей Жумабаевич, и все-таки, что вы можете рассказать о том, что вы уже сделали?
– С удовольствием. Думаю, тем, кто заходит на ваш сайт, и тем, кто интересуется казахским кино, людям вашего поколения это будет интересно. Кинокомпания Tanaris по заказу Министерства культуры закончила съёмки картины, которая уже готова к выпуску. Это полнометражный игровой фильм, который называется «Однажды в детском доме». Ваш покорный слуга – генеральный продюсер и один из авторов сценария. Сценарий я написал в соавторстве с известным советским и грузинским режиссером, драматургом и писателем Ираклием Квирикадзе. Режиссерами фильма являются Серик Абишев и Руслан Магомадов. Музыку к картине писал Куат Шильдебаев.
По моему мнению, удалось сделать зрительский фильм, там есть история, и что для меня самое главное – эмоциональная температура и сопереживание. Вообще каждый из нас делает и снимает одно и то же кино. Как когда-то делали Тарковский, Феллини, Бергман, Шукшин, Бондарчук и Айманов. Каждый снимает своё кино. Вот этот фильм – продолжение того, что мне близко и дорого. Это фильм о семейных ценностях и о том, как семья пытается выжить и сохранить эти ценности. Не всегда борьба за выживание успешна. Сегодня семья и семейные ценности претерпевают очень сильное давление. Ни один, даже самый идеальный детский дом ни одному ребёнку не заменит семьи, родных матери и отца. Мы все должны понимать это. Еще в свое время Достоевский сказал: «Ни одна революция мира не стоит слезы ребёнка».
Вообще история казахов – это полоса трагедии, история выживания. Но у казахов никогда не было сирот, брошенных. Мы как народ, который всегда ценил семейные ценности, не могли допустить, чтобы были вдовы и сироты, чтобы они росли и воспитывались лишёнными самого главного – близких – и чтобы они вообще были душевно ущербны. Сегодня у нас немало сирот, и мы можем много говорить об этом, но мы должны что-то сделать, чтобы этого не было. Наших детей увозят, усыновляют и удочеряют. Только в США – 6 тысяч. Это говорит о нездоровом состоянии нашего общества. Но случилось чудо – картине помогали очень многие неравнодушные люди.
Действие происходит в провинциальном детском доме. В фильме есть один герой, который, совершив преступление, все время пытается убежать (хотя все мы знаем, что от себя не убежишь). И главную его музыкальную тему, тему мятежной души, очень точно музыкально, драматургически передали авторские импровизации на саксофоне Батырхана Шукенова. Его душа оттуда, с небес, помогла нашей картине. И произошло то, о чем больше всего мечтают дети-сироты, – один из наших героев нашел родных, отца и мать. Я вам не буду рассказывать сюжет, хочу сказать одно – фильм уже участвовал в одном из старейших кинофестивалей в Германии - в Мангейме. И вместо трех показов было семь, с переполненными залами! Также мы планируем акцию в помощь сиротам. Уверен в том, что наша картина без стрельбы, погонь и «клубнички» наконец-то откроет двери правды, и я уверен, что зритель обязательно пойдёт, чтобы посмотреть эту историю. 70-минутная картина «Однажды в детском доме», не сомневаюсь, не оставит равнодушным ни одного человека у которого есть душа, сердце и совесть.
– Будем ждать с нетерпением. Большое спасибо за интервью!
Интервью взял Баглан Кудайберлиев
Фото: Рустем Жумадин
Нет комментариев, оставьте первый
, чтобы оставить комментарий