Адильхан Ержанов: «Мы пытаемся создать свой жанр»

18 Декабря, 2015
Flyin_Hi
3 740
0

В Казахстане движение «Партизанское кино» набирает обороты. Только до конца года участники движения завершат четыре картины, среди которых – «Шлагбаум» (призёр международных кинофестивалей) и на очереди «Судебный исполнитель», «Чума в ауле Каратас» и «Свидетель дела №6». Разобраться, что же такое «партизанское» кино и какую цель оно всё-таки ставит перед собой, мне помог один из основателей движения, сценарист и режиссёр Адильхан Ержанов.

– Расскажите, пожалуйста, о проектах, над которыми Вы сейчас работаете?

– В данный момент мы работаем над «Свидетелем дела №6». Недавно мы завершили съёмки полнометражных картин «Судебный исполнитель» и «Чума в ауле Каратас» – всё буквально в течение трёх месяцев. Думаю, что до конца года будут готовы все три «партизанские» ленты, также я написал сценарий к фильму «Шлагбаум». В общем, этот год достаточно плодотворный для «партизанского» движения, поскольку в нашем фонде уже четыре киноленты. Думаю, это свидетельствует об энергии, которая концентрируется в нашей молодёжи. Среди нас есть люди, интересующиеся не только деньгами и всем, что связано с ними, это люди идеи, которые всегда двигали миром. За этими ребятами будущее нашего кино.

– Вы сценарист практически во всех партизанских фильмах, откуда Вы черпаете идеи, сюжеты?

– В принципе это наша жизнь. Тому, кто немного владеет драматургией, нет ничего сложного из любой истории вытащить сюжет, разбавить его экспозицией, завязкой, кульминацией и развитием событий. Это дело техники. Главное – это идея, ради которой всё и делается. Допустим, я бы мог расписывать коммерческие сюжеты по тем же лекалам, делать интересное и развлекательное кино для масс, зарабатывать деньги таким способом, но у нас другая идея. Она гораздо амбициознее и касается кинематографа в историческом контексте. Наша задача – это поменять кинематограф Казахстана, потому что сейчас отечественное кино, как необработанный огород, здесь нет культивации какого-либо жанра, здесь мы и пытаемся создать этот жанр. Его не придумали и не выделили из голливудских традиций, этот жанр будет присущ только конкретно нашему обществу, нашей земле, нашим реалиям. Опираясь на общество и на традиции нашего общежития, можно создать что-то настоящее. Тот же самый Голливуд, он ведь возник на традициях вестерна, а это по сути американский фольклор, который зародился на устоях слэпстика – это Чаплин, Бастер Китон, в общем зрелище, происходящее на улицах Америки. К этому можно добавить хоррор, который также завязался благодаря переселенцам из Европы, например, Британии. Как ни крути, голливудские жанры внедряются и вживляются только на их почве, напротив, когда их пытается создать француз, то получается посредственно, когда это делают россияне и казахстанцы – это тоже выглядит убого. Это научный факт, любой жанр присущ только определённой среде. Мы, в свою очередь, работаем над этим, ищем некое соотношение между нашим обществом и кинематографом. Все истории, которые возникают в партизанском кино, на самом деле, ведут к одному – появлению нашего жанра, нашего стиля, нашего кино.

– О чём Ваш фильм «Чума в ауле Каратас»?

– Это гипотетическая версия того, что было бы, если бы изменения в обществе инициировала сама власть. В социальном жанре мы наблюдаем непременное условие: простой паренёк или житель страдает от несправедливости системы власти, то есть попытка изменить общество всегда рождается из низов. Я подумал, напротив, создать абсолютно честного чиновника, что уже в принципе утопия и иллюзия.

«Чума в ауле Каратас» – история о том, как к власти пришёл молодой идеалист-аким, который хочет изменить жизнь в Каратасе, и что в итоге из этого выходит. Я пытаюсь художественным образом провести эксперимент. Что всё-таки у нас так постно и отстало: власть или население? Возможно, и вовсе нет никакого деления между системой и народом, который в ней живёт. Может быть, всё гораздо глубже, и проблема в самой ментальности.

– Вы также работаете над документальным фильмом о казахстанском кинематографе, который снимается по заказу корейского кинофестиваля. Расскажите о нём?

– Мы его уже сняли, думаю, в марте фильм покажут на выборе критиков. Он был презентован в Пуссане и на корейском телевидении. В Казахстане его покажут в рамках киномарафона.

– Одно из условий «партизанского» движения – это снять фильм за низкий бюджет?

– Нет. Если рассматривать партизанское кино с этой точки зрения, тогда любое низкобюджетное кино можно назвать «партизанским». Это ошибка. «Партизанское» кино – это, в первую очередь, протестное кино, антибуржуазное, то есть такое кино, которое по форме и по содержанию не стремится к комфорту, повторению пройденного, эксплуатации клише и штампов. Мы считаем, что «партизанское» движение – это кино, которое уже было и во время «новой казахской волны», и во время «новой британской волны», которая также называется «Рассерженные», и во время «американской новой волны», и во время «французской новой волны» – всё это уже было, бунтари, которые поднимали волнение в своём кинематографе. Партизанское кино – именно то кино, которое ищет что-то новое и протестует против конформистских подходов.

– Почему партизанские фильмы демонстрируются на фестивалях, но недоступны нашему зрителю?

– Возможно, это проблема не только нашего общества. На самом деле это нормально, что есть прослойка людей, которая имеет свой вкус и изучает сложное кино. Эти люди не развлекаются при помощи кино, а относятся к нему как к искусству. Конечно, процент таких зрителей всегда мал. Они редко ходят в кино, поэтому считаю правильным, что для такого контингента существуют фестивали, это лучшее изобретение и лучшая площадка для подобного рода фильмов. Честно сказать, проблемы в этом я не вижу, влиять на искусство можно малыми дозами. К примеру, Достоевский и многие другие писатели в России просто не печатались, в то время как их книги писались от руки, при том, что грамотного населения, умеющего читать, было не больше 10%. Несмотря на это, даже та малая доля, которая появлялась на тот момент, изменила не только российскую литературу, но и саму Россию и мировое искусство в том числе. Поэтому обязательность доступа масс к искусству – явление времени, сейчас оно может быть недоступным, завтра к нему придут все.

– Если продвижением займётся какая-нибудь компания, готовы ли Вы представлять фильмы в массы?

– Я думаю, так или иначе, это неизбежно наступит, так как необходимо распространять идею в достижениях талантливых кинематографистов, которые работают в рамках «партизанского» движения. Всё было задумано для того, чтобы таланты, которые в силу обстоятельств не получили доступа к бюджету, и сейчас при помощи партизанского кино, без бюджета, могут заявить о себе, и их услышат. В этом и состоит главная задача и миссия движения.

– Сколько сейчас режиссёров в «партизанском» движении?

– Нет границ в этом движении, не мы авторы: ни я, ни Узабаев, ни Пошанов, ни Абишев. Мы просто когда-то создали некий манифест и под ним расписались, больше мы ничего не сделали. Я считаю, в этом движении состоят люди, студенты, кинематографисты, которые снимают честно, смело и не ради коммерческих интересов.

– Как окупаются картины, снятые в рамках движения «партизанское кино»?

– У нас нет задачи окупить бюджет. Фильм «Чума в ауле Каратас» стоил 6000 долларов, по старому курсу – 3000 долларов. Проблем с окупаемостью этого бюджета нет, два приза на кинофестивале – и мы вернули вложенные деньги. Однако главное для нас – снимать фильмы и заниматься творчеством. Как фильм окупится, это вопрос не к «партизанскому» кино. Мы выполняем главную задачу – доносим свои мысли.

– Расскажите о проекте «Алиюшка»?

– Все на той же стадии. Продюсер этого проекта, француз, занимается поиском финансирования, так как бюджет требуется большой. Но в эти дела я не вмешиваюсь.

– Какие у Вас планы на будущий год?

– Я никогда не строю планов. Моя задача на следующий год – это помочь продвинуть картины Мурата Махана, Серика Абишева. Я пишу сценарий для следующего фильма, но пока это только идеи.

– Что бы Вы пожелали казахстанским зрителям в будущем году?

– Думаю, если они не занимались воспитанием вкуса в прошлом году, то, может, было бы хорошо заняться этим в будущем.

– Как Вы проведёте этот Новый год?

– Я работаю над сценарием, поэтому проведу Новый год дома один. Для меня не имеет значения Новый год, это просто календарная дата, в которую люди верят, как в Бога.

– Как проходят съемки «Свидетеля дела №6»?

– Надеюсь, что 20 декабря мы закончим, а потом команда выйдет на каникулы. Если что-то не успеем, то придётся заканчивать в следующем году.

– Говорят, что киностудия «Казахфильм» не ладит с «партизанским» движением, но в то же время Вы снимаете там свои фильмы?

– Знаете, говорят, что ИГИЛ тоже финансируется Америкой. Две противоположности, как ни странно, контактируют. В нашем случае мы – кинематографические террористы. Они, так сказать, – кинематографические патерналисты. Происходит конфликт, но в этом конфликте есть симбиоз. Без «Казахфильма» не было бы «партизанского» движения, наверное, у киностудии появился смысл существования, поскольку появились те, кто пытается действовать вопреки их догмам. «Казахфильм» – это место, где можно работать. Мы при любых условиях продолжаем снимать, нынешние времена хороши тем, что уже запретить ничего нельзя. Цифровые технологии совершили революцию в свободе.