«Место на серой треуголке». Версия первая: режиссер фильма
У сценария Никиты Джилкибаева страшно красивое название – «Место на серой треуголке», но, когда начинаешь читать – колоссальное разочарование. Я отложил сценарий и снова взялся за него через неделю. В тот момент ко мне кто-то вошел, и я сказал: «Я прочитал совершенно гениальный сценарий!». На «Мосфильме» я встретился с Никитой и поразился тому, как выглядит этот двадцатипятилетний человек и как он говорит. «Никита, вы знаете, что вы написали абсолютно потрясающий сценарий?», и он мне совершенно холодно: «Да, я знаю». Наконец я встретил человека, который так же, как и я, любит этот сценарий. Там был колоссально хорошо написан финал. Он меня потряс.
При запуске мной владел страх – сломаю голову, потеряю лицо. Я снял три картины по Анатолию Киму, уже свыкся с высоким уровнем текста, и вдруг этот птичий язык… Но я никогда еще не делал картину так легко и весело. И началось веселье с того, что впервые в жизни в титрах я поставил надпись: «Подбор актеров для фильма Ардак Жилисбаевой». Я был просто поражен теми лицами, которые она нашла. «Боже мой! Какое счастье! Всех-всех-всех зовите на пробы!» И эти ребята с улицы делали просто чудеса. Для нас это было совершенно другое поколение. Поколение «Пепси». Это поразительно, как они умеют слышать и слушать. Они слышат подтекст, они слышат надтекст, они слышат все тайные мысли, которые я им сообщаю. Работает, например, Юля Сухова. «Юлечка, тяните паузу, пока вам совсем не станет плохо. Тепло от его руки пронизывает вас…». Она молчит. И, когда начинает играть, то делает такую паузу, что у меня просто мороз по коже.
Главный герой, чуть ли не наркоман, чуть ли не поддонок. Он соприкасается со смертью, и это его не разрушает! Песчинка, попавшая в раковину, вызывает в моллюске сильнейшую боль. И он начинает обволакивать ее перламутром. Рождается жемчужина, черная, розовая, голубая. Страшно красиво! Но что это?! Это – сконцентрированная боль. Волнует алхимия души. И ты понимаешь, что все твои проблемы – ничто рядом с картиной. Эту картину я очень люблю и уважаю. И поэтому я не скромен, я на грани бахвальства. Сделав фильм, я уже не имею права на него. Твои стихи всегда крупнее тебя, всегда мудрее, чище и благороднее, чем ты. В сто раз. И меня эта картина поражает. Прежде всего тем, что есть герой. Наверное, он гений. Потому что стихи, которые он читает (а это стихи Амира Каракулова и Сауле Сулейменовой, снявшейся в картине), они на грани гениальности. Я бесконечно обязан герою и, наверное, буду думать о нем всю жизнь. Это похоже на чувство влюбленности. Или же это желание быть рядом с истиной. Зрители сейчас страшно недовольны, что картины несъедаемы. Их ешь-ешь, первые пять минут вроде ничего, а потом надоедает, как вата. Кино нельзя есть. Его надо переживать. Существует высокое переживание. Духовная драма. Тут, как с книгами. Например, Джойса нужно читать по предложениям. Медленно и трудно.
Ермек Шинарбаев
Материал взят из журнала «Азия кино». Выпуск: февраль 1993 года.
Нет комментариев, оставьте первый
, чтобы оставить комментарий