Жоэль Шапрон: «Приезжаю в Казахстан как домой»

15 Мая, 2018
Brod.kz
3 418
0

В эти дни во французских Каннах начал свою работу 71-й международный фестиваль – на сегодняшний день, пожалуй, самый авторитетный в мире. Очень достойно в его программе представлен Казахстан: в основной конкурс попала казахстанско-российская картина «Айка» режиссера Сергея Дворцевого, во второй по значимости программе «Особый взгляд» будет демонстрироваться лента Адильхана Ержанова «Ласковое безразличие мира», а в конкурс «Ассоциации за независимое кино и его распространение» отобран фильм Ольги Коротько «Так себе зима».

Уже не первое десятилетие отборщиком Каннского кинофестиваля по странам СНГ и Восточной Европы является Жоэль Шапрон, вице-директор Unifrance и кавалер ордена Искусств и литературы Франции. Интересно, что немаловажная часть биографии мэтра связана с Казахстаном: в середине 80-х годов в Алматы началась его трудовая деятельность в качестве преподавателя в институте иностранных языков. Сегодня с ним беседует Владимир Какаулин.

– Г-н Шапрон, расскажите, как вы связали свою жизнь с кинематографом? Ведь по образованию вы – лингвист, переводчик.

– Сколько себя помню, всегда увлекался кино. Лет с 12-13 начал ходить в кинотеатры самостоятельно, без родителей. Никогда не думал, что буду работать в этой области, мне было просто интересно. Я открывал для себя всё новых и новых режиссеров – почему-то на них обращал внимание больше, чем на актеров. Потом дома кое-что записывал себе на память. А еще на телеканалах, весьма немногочисленных в то время, работали два киноклуба. Они показывали старое кино и ретроспективы. И таким образом я открыл для себя Эйзенштейна, Тарковского, Ренуара, Хьюстона и многих других, познакомился с историей кино. А профессионально стал им заниматься во время перестройки, когда во Францию стали часто приезжать советские кинематографисты и понадобились новые переводчики. Благодаря случайной встрече с сотрудником кинотеатра, принадлежавшем одновременно и компартии Франции, и «Совэкспортфильму», я стал работать там переводчиком. У нас в гостях бывали известные советские режиссеры и актеры. Я познакомился тогда со всеми: Панфиловым, Чуриковой, Параджановым, Хуциевым, Германом. И потихонечку стал сотрудничать с ними, интересовался их судьбой, фильмами, со многими подружился. Потом меня уже пригласил Каннский фестиваль, потому что, если раньше советские картины поступали уже с субтитрами, в перестройку денег на них не хватало. В общей сложности я перевел 96 фильмов, включая новые субтитры для «Ивана Грозного» Эйзенштейна.

– Раз уж вы заговорили о советских временах, то, наверняка, помните, как в те годы любили цитировать слова Ленина: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Правда, всегда опускали другую часть фразы: «…пока народ безграмотен». Сейчас вот грамотность возросла (правда, порой очень специфически), а интерес к кино резко снизился, что видно, к примеру, по кинотеатрам Алматы: на месте «Алатау» – «Макдональдс»; «Целинный» тоже закрыт. Что же, основоположник как в воду глядел?

– Да, интерес достаточно сильно упал, но в то же время – а я уже почти 10 лет подряд приезжаю в Алматы для проведения ежегодного фестиваля «Французское кино сегодня» и могу засвидетельствовать – все-таки растет количество кинозалов, как и посещаемость. И когда я в 2009 году запускал фестиваль, то даже не думал, что здесь с такой скоростью построят почти 300 новых залов. Я не говорю о качестве того, что там демонстрируется, но сам факт, что эти залы есть, внушает надежду, что люди вновь захотят пойти в кинотеатры, хотя бы на пару часов оторвутся от своих компьютеров и айфонов и смогут получить удовольствие от настоящего кино на большом экране.

Мне показали последние статистические данные: в казахстанском кинематографе происходит настоящий взрыв, если говорить о количестве выпускаемых фильмов. Красноречив и другой показатель: в национальной рыночной доле ваше кино сейчас занимает довольно высокую позицию: около 10% зрителей ходят на казахстанские фильмы. С одной стороны, это мало, а с другой – в тысячу раз больше, чем было лет пять назад.

Конечно, большинство этих лент имеет сугубо развлекательный характер, но не следует забывать, что коммерческое кино востребовано во всем мире. Когда снимал Трюффо, рядом был Луи де Фюнес – и никто никому не мешал. Поэтому пусть будут одновременно и глуповатые какие-то комедии, и в то же время работы Ержанова – самое главное, что есть выбор. А вот если останется лишь один Ержанов – боюсь, мало кто станет ходить в кинотеатры, ведь сложные картины далеко не всем по душе. Мне кажется, что когда в какой-то стране растет производство фильмов, это всегда плюс. Я всегда считал, что качество исходит из количества и чем больше снимается картин, тем выше вероятность, что появятся и шедевры.

– А как в этом плане обстоят дела во Франции? Изменилась ли роль кино в жизни французов во времена вашего детства и сейчас?

– Более-менее схожие процессы происходят во всем мире. Но по сравнению с Казахстаном, у нашей страны есть одно принципиальное отличие: французская модель кино все-таки сумела защитить развитие национального кинематографа от воздействия негативных тенденций. К примеру, как только появились мультиплексы (их не было в моем детстве), сразу были приняты законы, с ними связанные. Например, ни один из таких кинотеатров не имеет права предоставлять более 30% экранного времени одному и тому же фильму. Пусть даже французскому. То есть всегда существовали четкие правила для того, чтобы поддерживать разнообразие репертуара, посещаемость. Когда пришла пора кинотеатрам переходить на цифру (а это очень затратный процесс), то государство оказывало существенную помощь, лишь бы они не закрывались. А в Казахстане в это же время – в конце 80-х – 90-х годах – большинство кинотеатров просто перестало работать, и лишь малая часть из них позднее вновь открылась. Так что во Франции не было такого спада, как у вас. Сегодня мы имеем более 200 миллионов зрителей в год, а ведь французов всего 65 миллионов. Это один из самых высоких показателей в Европе. И по экспорту фильмов мы занимаем второе место после США, являясь единственной страной помимо Америки, чьи фильмы собирают больше зрителей за рубежом, чем дома. А за первый квартал нынешнего года наша доля на мировом рынке превысила 43%. Без квотирования.

– Как-то Отар Иоселиани – бывший грузинский и советский режиссер, переехавший впоследствии во Францию, – давал комментарии по поводу оскароносного фильма «Артист», в котором снимались и два французских актера. И он, говоря, что в картине нет никакого «метафизического заряда», затронул очень важную тему «преступления Голливуда». Он сказал, что «голливудская академия очень любит штампы – чтобы всё было похоже на то, что уже давно сделано. Эти люди (члены жюри) причастны к самому великому преступлению, которое совершил Голливуд, – воспитанию дурного вкуса у зрителя, внедрению шаблонов. Вся голливудская продукция создана по очень древней схеме – Прометея, несущего людям огонь, схеме одного героя, который всех побеждает, и схеме «ах, как хороша жизнь!» с полным хэппи-эндом в конце. Чтобы, не дай бог, не потревожить зрителя и не напомнить о тех жутких проблемах, которые происходят в мире. Это преступление – превращение нашего ремесла сугубо в коммерческий продукт». Сейчас положение, на мой взгляд, стало еще более драматичным, потому что компьютерные технологии позволяют создавать невиданные прежде спецэффекты. И на них выросло уже не одно поколение зрителей, которые считают, что только это и есть кино. Как выживать в таких условиях режиссерам, которые пытаются создать что-то живое? В том же Казахстане, есть молодые авторы, замеченные на кинофестивалях, но которых никто не видел в своей стране, потому что их фильмы не идут в кинотеатрах? Что делать, на ваш взгляд?

– Я не знаю, что делать. К счастью, американское кино намного шире, и Голливуд – лишь одна его грань. Во французском кино нет таких денег, как в Голливуде, и хотя спецэффекты у нас тоже есть, но поскольку мы знаем, что все равно не сможем подняться на уровень их спецэффектов, то стараемся идти немножко другим путем. Даже когда у нас снимают блокбастеры, которые – и вы абсолютно правы – скопированы, списаны с голливудской истории, то всё-таки мы внедряем туда некий юмор, которого нет в голливудских картинах. Да и не уверен я, что именно Голливуд внедрил подобный тип повествования с всепобеждающим героем. В конце концов, и Гюго, и Жюль Верн – это тоже сюжеты с героями, и в вашей литературе они есть.

– Но Голливуд всё очень сильно упростил. До примитива.

– Конечно, вы абсолютно правы. Но всегда хочется рассказать историю о героях. Так что напрямую противостоять Голливуду мы вряд ли сможем, потому что слишком уж велика его мощность. Но мне кажется, что все-таки мы снимаем в основном совсем другое кино, и в Казахстане снимают именно свое кино. Да, есть голливудский стиль, который кто-то копирует – те режиссеры, которые хотят любыми средствами заполучить как можно больше зрителей. И поскольку это работает, они продолжают снимать в том же, сугубо коммерческом ключе. Но живо и другое кино, что крайне важно. В общем, не знаю, получился ли у меня какой-то внятный ответ на ваш вопрос.

– А можно ли сказать, что такие кинофестивали, как Каннский, – это, по сути, последние бастионы, которые держат оборону от коммерческого кино и спасают авторский кинематограф?

– Это не последние бастионы, просто они подчеркивают качество альтернативного кино, скажем так.

– И помогают ему выжить.

– Естественно, сто процентов. Таким картинам было бы намного тяжелее без подобных фестивалей, среди которых, помимо Канн, еще и Венецианский, и Берлинский, и Локарно.

– Насколько вы хорошо знакомы с казахстанским кинореалиями, какие имена кажутся вам особенно интересными?

– Я в основном знаю новое казахстанское кино, появившееся в годы независимости. Всегда внимательно следил за творчеством Омирбаева, Турсунова, Шинарбаева, а из режиссеров последнего времени выделил бы Ержанова, Сатаева, Исабаеву, Байгазина. Они для меня интересны, и я стараюсь не пропускать их новые работы. Иногда могу разочаровываться, но все равно мне интересно.

– Я всегда поражался, с какой трепетностью французы относятся к своей культуре, языку, истории. А какой опыт могла бы перенять наша молодая страна у Франции в плане отношения к собственной культуре?

– Мне кажется, есть один ключевой момент, в чем принципиально отличаются наши страны: Франция и Казахстан, Франция и Россия. Это то, что мы не политизируем свою историю. В ней есть очень неоднозначные моменты: например, поведение французов во время Второй мировой войны. Сейчас мы относимся к этому как к части нашей истории, которую тоже нельзя забывать. И когда мы защищаем свою культуру и свою историю, мы защищаем и право знать ее темные стороны. Это важно хотя бы для детей, чтобы они не повторили наши ошибки. Надо понять причины того явления, когда часть французов пошла за нацистами. Что их подтолкнуло к такому шагу? Проще всего сказать, что это сволочи. Но почему люди стали такими? Какие процессы происходили в недрах общества? К сожалению, мне кажется, что и в Казахстане, и в России возобладало стремление показывать только положительные стороны собственной истории, а иногда ее и переписывать. Я считаю, что это тупиковый путь. Без осмысления, рефлексии ничего хорошего не выйдет. Чтобы понять свою страну, надо знать и нелицеприятные моменты в ее биографии, без которых она бы не стала такой, какая она есть. У себя дома, во Франции, мы пытаемся это всё осмыслить. Я не говорю, что это нам всегда удается, но мы пытаемся. Мне кажется, что и в вашей стране хорошо бы сделать то же самое.

– Давайте поговорим теперь на другую тему. Вы почти каждый год приезжаете в Алматы – город меняется на ваших глазах, сейчас вот новая пешеходная улица появилась. Как вы оцениваете произошедшие изменения?

– Мне кажется, что город хорошеет с каждым годом. Становится красивее, удобнее для жизни. Сейчас намного приятнее стало ходить пешком, чем это было 9 лет назад, когда мы запускали фестиваль. И, будучи европейцем, хочу отметить, что стало намного больше мест, где можно хорошо отдохнуть, вкусно поесть. Конечно, есть и застарелые проблемы. Я даже не знаю, можно ли найти приемлемое решение, но когда лет десять тому назад я увидел, поднявшись в горы, насколько загрязнен воздух в городской черте, то надеялся, что со временем это улучшится. Увы, всё осталось по-прежнему. А ведь двигатели машин теперь, по идее, чище, чем десятилетие назад.

– Но зато их стало в несколько раз больше. Сейчас, по статистике, на два миллиона жителей – миллион автомобилей.

– Да, наверное, это так.

– Появились ли здесь любимые места?

– Мы каждый год возим артистов на Чарын, несмотря на то, что это достаточно далеко. Он тоже меняется на глазах – каждый год в каньоне появляется что-то новое. Я обожаю это место. Или Кок-Тобе. Когда я здесь жил 33 года тому назад, фуникулер не работал целый год. Теперь всё отремонтировано, а место для отдыха замечательное. Много открылось хороших ресторанов. И, конечно, кинотеатр «Арман» давно стал родным. Владельцы, правда, вот уже несколько лет обещают сделать реновацию – пора бы уже. Но мне все равно нравится там бывать, это мое место.

– Вы упомянули рестораны. Французы известны как большие гурманы, это даже шаблоном стало. А как вам казахская кухня? Что-нибудь интересное нашли для себя?

– Для себя я нашел всё сто лет тому назад. Я знаю, что хочу: плов, бешбармак, для меня казахская кухня – в удовольствие! Конину люблю – среди иностранцев не так уж много ее ценителей.

– А что касается менталитета – чем мы похожи и чем отличаемся в первую очередь?

– Даже не знаю, что ответить. Наверное, надо спросить у тех, кто здесь недавно. За те тридцать лет, что я сюда наведываюсь, я настолько породнился с этой землей, что у меня словно включается какая-то кнопка: я приезжаю в Казахстан как домой.

Превью: Виктория Ли