О хрупкости и незащищенности или второе дыхание «Мукагали»
Все начинается со звука. Стук печатной машинки…буква, слово, поэт. Сломленная надвое фигура, россыпь опадающих листьев. Осень поэта, его прощание и уход, казалось бы, главная тема новой картины режиссера Болата Калымбетова «Мукагали», чья отечественная премьера состоялась еще в октябре прошлого года, а мировая – на МКФ «Темные ночи» в Таллине (приз Экуменического жюри).
О картине писали, спорили. Почему снова? Да, потому что словно вслед за поднятием головы поэта, кинопоэтика формы и слова фильма именно сегодня берет второе дыхание во взорвавшейся нашей действительности. Дымка густого серого тумана, тишины, пустого зловещего с утяжеленной паузой пространства улицы, куда смотрит Мукагали Макатаев из 70-х, так страшно перекликается с той же картинкой Алматы начала 2022 года. Ибо фильм вдруг породнился с настоящим моментом и заговорил о том - насколько архаичен и хрупок построенный мир, превратившийся после январских событий этого года, в руины потерь. И о том, что толкает к ненависти, так внезапно, неконтролируемо и агрессивно. И о том, что есть боль, есть одиночество, есть незащищенность, что может быть наступил час быть чуткими. И еще о том, что пора бы кинематографу честно откликаться на события извне даже, если тени больших поэтов вырастают и смотрят на нас из прошлого.
Новая биографическая картина о казахском поэте Мукагали Макатаеве после выхода, вызвала много разговоров со стороны историков, литераторов, кто знал любимого стихотворца, аргументируя о неточностях, уходе от биографической правды. Этому моменту отрицания несколько причин.
Одна из них, кроется и в самом историческом жанре фильмов Независимости. Отечественные заказные исторические и биографические ленты, к сожалению, низведены в своем большинстве до агиток, штампов, костюмной картонки истории, «искусству пожарных» по определению Алэна Мейнарас повторяющимися фигурами батыров и ханов, с отсутствием причинно-следственного исследования, внешним и внутренним конфликтом, психологией героев и времени, с кафедрально-партийными фразами о национализме и патриотизме, но, самое главное, - далекими от самой жизни, с какой-то утратой живой, естественной истории ….
Другое вечное неприятие: при просмотре жизнеописаний всегда задаются вопросами–насколько в фильме отразилась чужая биография, в какой мере другой человек измеряет своего героя? Насколько следует поддаваться симпатиям и антипатиям от режиссера, - ведь правда так относительна, и больше выражает характер того, кто его создавал?
Но ведь в художественных произведениях все авторы в своих героях. Как Флобер равен своей «мадам Бовари». Так в «Войне и мире» Лев Толстой по его словам – во всех своих вымышленных и невымышленных героях. И Уильям Фолкнер на другом конце мира об этом же: «Ведь поэты почти всегда ошибаются, когда речь идет о фактах. И ошибаются потому, что факты, в сущности, их не интересуют: их интересует только правда – вот почему та правда, которую они говорят, настолько правдива, что даже тех, кто ненавидит поэтов какой-то врожденной, примитивной ненавистью, эта правда наполняет восторгом и страхом».
Потому то своя красота правды и приятное своеобразие фильма, поставленного, Болатом Калымбетовым, обычно тяготеющим к внешней реальности, заключается в том, что, на этот раз, отказавшись от сюжета, внешних биографических событий, интриги, динамики и т. д., он переносит действие во внутренний, мир человеческой души поэта и протягивает ему свою руку для рукопожатия.
Биография героя измеряется в ленте не горизонтальной линией внешней правды событий и фактов. Сюжет разыгрывается в глубинах душевного пространства. Случайности, события, происшествия внешней жизни поэта: часть показанной семьи, герои, скупые реплики, - лишь внешнее обрамление расколотым событиям в его сознании или подсознании. И благодаря такому пути в раскрытии героя всем авторским коллективом: сценаристом Жусипбеком Коргасбеком совместно с Газизом Насыровым, режиссером Булатом Калымбетовым, редактором Салтанат Еркин; в создании сложного визуального ряда от оператора Едыге Несипбекова, художника Ермека Утегенова, - фильм отсылает, возможно, к главной теме поэзии Мукагали Макатаева- о взаиморавности души и реальности.
Перед нами словно другая половина сознания героя - та, что раскрывается полнее всего в одиночестве, а не на поверхностности, которую обычно демонстрируют. Его мир поэзии создан из свободы и воздуха, света и цвета алматинских двориков, дорожек, тропинок, высоких остовов деревьев, золота листопада, окон, лестниц, крыш, земли и неба, дневного света, переходящего к концу в ночь. Мы соприкасаемся не с событиями или реальными похожими людьми, а с преломлением взгляда художника на происходящее внутри героя.
Мукагали всегда в кадре занимает главное пространство. Он почти возвышается над всем, и дело не в росте, а в том, как камера подчеркивает это в композиционном построении. Он всегда обездвижен, почти нем, его оружие в киноязыке – в его сломленной позе, повернутой головы и грустном выражении, словно глядит на нас в каждом кадре из глубинысвоего разрушенного мира: жены и детей, мамы, друзей, любимой женщины. На протяжении показанного кусочка жизни, измеряющегося потерями родных людей.
И фильм превращается в его долгое прощание с теми, кого он оставляет по долгу, нежелания, собственной слабости и природы, кого потом по ходу теряет, оставаясь ни с кем и ни с чем. Проблемы личного характера, алкоголизма, творческого эгоизма, человеческой боли, страдания благодаря выбранной форме от внутреннего к внешнему - логически алогичны. Но для авторов важнее донести трагедию одиночества героя через расколотость его реальности показанной в расколотости сюжетного действия и визуального ряда. Мы видим мир изнутри.
Насколько я понимаю, стихотворениям Мукагали Макатаева присуща некая уравновешенность тона, отсутствие бурности проявления чувств, вычурных или агитационных фраз. Он скорее сдержан там, где другой бы возмущался, кричал или читал мораль. И в фильме – это отстраненность героя подчеркивается. Словно тема Потери — его мир поэзии, может быть потому и его голос обретает силу и стихотворные строки слышатся ближе к финалу, хотя, конечно, мне не доставало его строк и голоса на протяжении действия.
Можно, конечно, сказать, что не хватает движения, не хватает строк, мыслей, обрисовки движения образа героя, действия его мысли. Герой, к сожалению, с самого начала видится застывшим постаментом отдельных поз. Можно попенять авторам, что другие появляющиеся персонажи - только штрихи к портрету, и их влияние до конца не раскрывается, можно многое сказать о неясности показа конфликта позиции сильных сего. Но… сложная форма в содержании, в сочетании ее разнообразных элементов киноязыка, с деталями, образами, метафорами, конфликтом света и тени, цветом, продуманной архитектоникой кадра, длиннотами и паузами, пластикой актерской позы, - все это заставляет погрузиться в поэзию кино. Где одни сцены незабываемы по своей красоте, другие - в своей печали.
К примеру.
В конфликте власти и индивидуальности: построенной узкими границами темных казематов, следственных изоляторов, и теплого радужного света природы, пейзажа, алматинских улиц; огромными холодными колоннами и маленькими двумя человеческими точками с верхнего ракурса кадра; холодного света и цвета гос.учреждений и теплоты коричневого оттенка домашних границ семейного дома.
В композиции - ощущение, что оператор с художником просто измеряли каждый кадр, сами залезая с камерой на деревья, крыши, влезая в окна или будки. Вот в проеме окна мы видим на переднем плане книгу, а в глубине - почти мазками коричневого теплого окраса и света обрисовываются кровать, стул, двери, - быт героя, почти ван-гоговское дуновение на своей лад. Или в диагональной проекции показа улиц, они дорожками делят кадр с пошарпанными стенами домов, неестественно искореженным рассыпающимся телефонным автоматом. Или в измерении глубины верха и низа Едыге с Ермеком ужасают с разных ракурсов картинками лестничных проемов - изобразительными метафорамидантовых кругов, по которым к финалу герой тяжело спускается или подымает сына наверх. В проекции просто комнаты, где в семейной атмосфере квартиры с теплым струящимся светом и абрисом границ комнат, только с помощью одного плана показывают трагедию семьи: молча по разные стороны этих границ-комнат мама и жена, отдельно спиной к ним мощная сломленная фигура Мукагали.
В цвете: импрессионизм цвета болдинской пушкинской осени с листопадом, пространством, струящимся светом постепенно переходит в мрачность и холод оттенков экспрессионизма: дождя, ночи, пустующих пространств, серого тумана и сгоревшего рассыпающегося храма. Или прорисовкой самого пейзажа живой и неживой природы с присутствием какой-то акриловой матовостью отдельных сцен.
В экзистенциальности момента самоговремени: в тщательной, намеренной утрированной обрисовке деталей, звуков радио, обветшалых стен почти рассыпающихся домов (хотя в то время они были новенькими), покореженными телефонными будками, его гудков, осыпанием и осыпанием осенних листьев и пр.
И все это создается из рваных небольших сцен и эпизодов складывает дорогу прощания в исповеди поэта.
Потому и сама, вынесенная биография – обращена, как мне кажется, туда, где в глубине духа самого Мукагали, каждый настоящий творец вчера и сегодня, проходит свои круги Данте и его чистилище, через подъем болдинской пушкинской осени к спуску (а может и пику высоты) музыкального Реквием Моцарта (правда, в фильме - слишком уж громко и изобразительно в лоб).
Словно авторы намеренно объединяют казахскую и мировую культуру в едином духовном и душевном потоке времени. А фильм – такое рукопожатие духа времени от них к Мукагали, от Макатаева к Болату Калымбетову сначала мальчиком с Абдуллой Карсакбаевым и сегодня с целой съемочной командой разных поколений. Ведь по утверждению Стефана Цвейга: «В каждом большом художнике живет не одна душа, на предельно высокой и предельно совершенной ступени кончаются все различия; тот, кто достиг ее, не принадлежит более одной нации, он достояние всех наций, и не одной страны, а всего мира». А Мукагали подхватывает:
«Ты в сердце превратись широкий мир,
И в грудь мою войди, не сделав раны».
Инна Смаилова
Оцените рецензию
Нет комментариев, оставьте первый
, чтобы оставить комментарий